Крис Пэйли - Не бери в голову. 100 фактов о том, как подсознание влияет на наши решения

Но вера людей в свободу воли на удивление пластична. Одно лишь прочтение высказываний, предполагающих ее наличие («Чтобы избежать искушения, я должен напрячь всю волю») или отстаивающих детерминизм («В конечном счете мы являемся биологическими компьютерами, созданными эволюцией, построенными генетически и запрограммированными окружающей средой»), способно поколебать их отношение. И все-таки не вполне понятно, почему должно быть так: вероятно, люди не слишком задумываются над этим вопросом. Но если для нравственности необходима свобода воли, совершают ли аморальные поступки те люди, кто убежден в том, что у них ее нет?

Чтобы выяснить это, исследователи предъявляли добровольцам тренировочный экзаменационный тест и платили им один доллар за каждый правильный ответ[43]. Несмотря на то что тест был полностью конфиденциальным, участники сами оценивали правильность своих ответов и разрывали бланк, прежде чем взять деньги из кружки. Те добровольцы, которые ранее читали аргументы в пользу свободы воли, в среднем забирали из кружки около семи долларов. (Когда экзаменаторы оценивали тест, добровольцы обычно получали около семи правильных ответов.) Участники, которые видели высказывания, поддерживающие детерминизм, уносили приблизительно одиннадцать долларов. В других экспериментах люди, которые не особенно верили в свободу воли, были менее дружелюбными, более агрессивными и шли на обман в арифметических задачах, даже если им не платили за них. Эти результаты представляются особенно тревожными, поскольку количество людей, которые считают свою судьбу неподконтрольной, быстро растет с тех пор, как в 1960-х исследователи начали собирать данные[44]. Однако те, кто твердо верит в свободу воли, лучше учатся в школе, легче справляются со стрессом и реже страдают депрессией.

Все это само по себе создает этическую проблему. В этой книге я описываю исследования, которые могут убедить в том, что у нас нет свободы воли, по крайней мере в том виде, в каком большинство людей себе ее представляют. Поступаю ли я аморально, сообщая вам об этом? Рискую ли погубить вашу жизнь или разрушить цельность вашей личности? Нужно ли оградить школьные библиотеки от подобной литературы из опасения нанести вред нашим детям? Безусловно, есть основания для сожжения этой рукописи без публикации и из-за вреда, который может нанести читателям детерминистский взгляд на мир, и из-за ущерба, который, в свою очередь, могут принести людям те, кто прочитал ее.

Сам я, естественно, против, но не намерен делать вид, что доверяю всем доказательствам, которые могу дать вам. Определенно почти все они – продукт адвокатского мышления.

Довольно странно ожидать, что наши эмоциональные реакции на еду или грязь позволят нам открыть тайну морали. Большинство из нас будет решительно отрицать, что этические принципы исходят из рационального мышления. Если вы проведете линию, соединяющую глубокие размышления Платона и инстинктивные предпочтения и антипатии, например, ребенка, который морщится, сидя за обеденным столом, мы будем считать, что наша мораль исходит из платоновских размышлений.

Однако философы тысячелетиями пытались выработать систему взглядов, с которой бы согласились и мы, и они, – нужно или должно управлять моралью? И они потерпели сокрушительное поражение.

Проблема философов, которые попыхивают трубкой во мраке кабинетов, состоит в том, что мораль – не исключительно теоретический предмет: она существует в реальном мире, и изучать ее должно именно там. Каждый из нас испытывал чувство вины, каждый из нас жертвовал деньги на благотворительность или уступал место беременной женщине. Философы рассуждают о том, как бы идеальный человек, по Канту{13}, если он когда-нибудь существовал, вел себя в тех или иных обстоятельствах и что бы этот превосходный прагматик делал в этих ситуациях. Но такого человека не существует, никогда не было и не будет. Подобные разговоры – салонная игра. Это все равно что спрашивать людей о лучшей тактике игры в шахматы, будь у них возможность повернуть время вспять.

Мне было бы гораздо интереснее спросить, откуда на самом деле взялись наши идеи морали. Когда мы действуем в соответствии с ними, а когда – нет. Некоторые философы сходятся во взглядах. Дэвид Юм{14} писал: «Теперь люди излечились от своего пристрастия к гипотезам и системам натурфилософии{15} и не станут прислушиваться ни к каким другим доказательствам, кроме тех, что диктует опыт. Им пора полностью посвятить себя реформированию моральных изысканий и отказаться от любой этической системы, которая не полагается на факт и наблюдение, какой бы тонкой и изысканной она ни была»[45].

По Юму, этика очевидно принадлежит ученым. Если бы к его совету прислушались, сегодня этика существовала бы в ведении научного департамента. Теперь она нуждается в философах не больше, чем в астрономах, физиках или химиках. Но, безусловно, моральная проблема заключается в том, можем ли мы выкинуть на улицы тысячи философов, которые не в состоянии позаботиться о себе, и отдать их жалованье людям, действительно делающим свою работу.

Художники Возрождения изучали физиологию и перспективу. Но как только ученые научились делать это правильно, художники пошли дальше. Когда-то они изображали несущихся галопом лошадей с расходящимися ногами. Затем фотографы показали, как это происходит на самом деле. Сегодня старые картины, на которых изображены скачки с препятствиями, кажутся нам странными.

Философы привыкли писать о природе вещей. Но когда физики расщепили атом, им пришлось находить новые темы для размышления.

В современной литературе много пишут о мотивации людей. Что сделают люди в тех или иных ситуациях? Какое поведение будет нравственным? В наше время, когда психологи начинают понимать, каким образом мы в действительности делаем моральный выбор, найдут ли писатели новые темы?

Их устраивает концепция работы мозга, который не мудрее ребенка: его представлений о том, как появляются подарки под рождественской елкой. Представления ребенка практически всегда оправдываются: маленькая девочка пишет письмо Санте и получает то, о чем попросила. Таким же снисходительным оказывается и наше сознание, когда у нас возникает иллюзия понимания, что и почему мы делаем большую часть времени.

Я не знаю, как сложится жизнь у маленькой девочки, когда она узнает, что рождественского дедушки не существует. Но знание того, как работает ваш разум, может помочь вам использовать его эффективнее. Мы способны учитывать расхождение между тем, как мы действуем в действительности и как представляем себе свои действия, чтобы изменить свое поведение и поведение других.

Растения не имеют сознания, но продолжают подниматься к небу и рассеивать свои семена. Червяки, наверное, не осознают удовольствия от теплой грязи, но продолжают рыть в ней ходы.

А люди обладают сознанием. Мы сознательно смотрим на вещи, познаем окружающий мир, трогаем предметы, задаемся этическими вопросами, принимаем решения, думаем о ком-то и ставим перед собой цели. Однако наше сознание не нуждается во всем этом. На деле, когда мы действуем, то, как правило, делаем это бессознательно. Наш сознательный опыт существует отдельно от процессов в мозге, которые занимаются решением проблем, руководят нами, когда мы к чему-то стремимся или намечаем цели. Это объясняет, почему многие методы, к которым прибегают психологи, чтобы нами манипулировать, кажутся такими странными: если бы наше поведение определялось сознанием, то мы бы уже знали, как мы действуем. Однако этого не происходит.

Я участвовал в крупном эксперименте, в котором, если вам еще нет пятидесяти, вы тоже могли бы участвовать. Несколько лет назад английские учителя перестали преподавать грамматику. Я никогда не знал, что такое наречие или в чем состоит разница между лексическими, вспомогательными и модальными глаголами. Повелительное и сослагательное наклонения, инфинитив, причастие настоящего времени или герундий – все эти термины для меня лишены смысла.